Связь «Ростелекома» со СМИ теснее, чем может показаться на первый взгляд
«Сибирь ПРО» – это отличная площадка для позитивного взаимодействия органов власти и бизнеса с журналистам
Мы открыты и всегда готовы к взаимодействию с коллегами из средств массовой информации
«Сибцем» вносит свой вклад в социально-экономическое развитие территорий присутствия
Считаем конкурс важным для региона, поскольку он показывает, какие темы значимы сегодня в Сибирском федеральном округе
За каждой работой стоит творческий труд автора, который заслуживает положительной оценки
По ленте конкурсных работ можно смело писать новейшую историю Сибири
Победители «Сибирь.ПРО» раскрывают нашу Сибирь в таких красках, что сердце радуется
Желаю, чтобы конкурс и впредь соответствовал своему неофициальному названию «Сибирский Оскар для журналистов
Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?
«Над пропастью во ржи». Дж. Сэлинджер
«Черные усы, туфли на каблуке и штаны клеш».
С тихими щелчками компьютерной мыши я переключаю фотографии на компьютере и вспоминаю, какой была жизнь год, два, десять лет назад. В замерших воспоминаниях ярко светит солнце, с реки несет едва уловимым запахом тины, смешивающимся с ароматом прелой хвои и вечерами немного тянет дымом из-за затапливаемых печей.
На даче я проводила каждое лето, и там же научилась всему, что только умею. В закутке между зданием и едва ли огороженным лесом, который мы называли просто «за домом», был мир дедушки, в который он меня принял. Тут пахло теплой только что обработанной древесиной, растворителем и иван-чаем, что переваливался за металлическую решетку ограждения, перенося на участок кусочек тайги. Иногда под елями, загораживающими солнце, из-за чего на этой части территории всегда было в разы прохладнее, шуршал заблудившийся еж, или где-то на камне грелись ящерки. В старом холодильнике с проржавевшими углами хранились коробки с гвоздями и кистями, на столе рядом лежали инструменты, чьи провода, сливаясь в проводнике, струились, словно змеиные хвосты. А земля из-за опилок была белая, словно зимой. Они летели непрекращающимся опилкопадом из-под очередного инструмента, управляемого опытной рукой.
ー Долго еще? ー я сидела в беседке и смотрела на то, как под стол валятся ненужные деревянные части. Руки чесались от комариных укусов, и я настойчиво царапала вздувшееся место до красноты, отплевываясь от волос, что постоянно лезли в лицо.
ー Готово.
Дедушка подозвал меня рукой и, дождавшись пока я подойду, сунул мне в руки еще горячую деревянную бабочку со слишком толстыми усиками и узором по краю крылышек. Она была словно бархатная и едва помещалась в мои ладошки.
ー Иди крась, ー он нежно смотрел на меня из-под заляпанных очков и улыбался так, что черные с проседью усы забавно растягивались на лице. А я улыбалась в ответ, уже убегая за масляными красками, которые остались у меня после рисования на холсте, чтобы спустя пару часов мы с ним смотрели, как на лицевой стене дома вокруг цветов из пластиковых крышек летают несколько деревянных бабочек. Одна из них даже в цвет российского флага.
***
ー Как вы познакомились? ー я включаю диктофон и несколько раз параноидально проверяю ведется ли запись. Мы сидим с бабушкой в гостиной, на фоне шумит телевизор, а с кухни доносятся звон чашек, шелест упаковок и бормотание какого-то ютубера, которого слушает брат пока пьет чай.
Бабушка задумчиво сводит брови, переводя взгляд с экрана на меня, и пару секунд обдумывает ответ.
ー Мы познакомились на свадьбе у подруги. Он был свидетелем, а я свидетельницей. Мне было 19 лет, а он черноволосый в туфлях на каблуках и штанах клеш. Через три месяца поженились.
ー Так скоро…
Таким я дедушку помню только с фотографий, которые обожала пересматривать раз за разом, чтобы восстановить у себя в голове жизнь родных, что была у них задолго до меня. А в реальной не было никаких клешей и каблуков, только спортивные штаны с пятнами краски и оттянутыми коленками, бандана и калоши, из которых торчат длинные носки, натянутые на штанины, потому что вокруг клещи. Только черные усы, пожалуй, оставались неизменны.
ー Тебе не страшно было выходить замуж за шахтера?
Дедушка проработал на шахте в Киселевске 25 лет, а потом после работы на лесном складе ушел на досрочную пенсию по инвалидности. Ему тогда было 42 года, об этом мне рассказывала сама бабушка, я же знала только то, что дедуля был шахтером. Но что это значит, стала осознавать только сейчас. То, что дедушка шахтер, воспринималось как само собой разумеющееся, потому что я всегда жила в окружении шахт и разрезов, а все мои родные если работали не там, то обязательно были связаны с угледобычей. Поэтому бабушка, если и удивляется моему вопросу, то виду не показывает, лишь немного снисходительно улыбается:
ー Я же не попала в семью шахтеров, я сама из семьи шахтеров. Мы относились к этому спокойно, профессия и профессия, ー пожимает она плечами. ー У нас в Киселевске нормальным было выйти замуж за шахтера. Это даже хорошо, что не на заводе работает, потому что там на порядок зарплаты ниже. Мы же сами себе свадьбу сыграли: и себя нарядили, и столы накрыли. Заработали на это за три месяца. Я работала на обувной фабрике, потому что первый год не поступила в институт, а потом, когда поступила в техникум, училась на заочном и продолжала работать. А он на шахте «Тайбинская». Жили мы у свекрови, там родился наш первый ребенок. Но потом нам от шахты дали квартиру однокомнатную. Тогда там была очередь на получение жилья, у них при шахтах были на обслуживании детские сады, дачи были в зоне отдыха в Чумыше. А еще ясли, клубы и жилой фонд. Они богатые были. Было очень хорошо.
ー Почему люди вообще шли на шахты работать, это же так опасно? ー знаю, что звучит, как вопрос маленькой девочки, а не спросить не могу, только беспокойно дергаю чехол на телефоне, чтобы занять руки. Бабушка на меня и не смотрит.
ー Кто хотел заработать деньги, тот шел в шахту. У них была самая высокая зарплата, несмотря на то, что все было привязано к добыче угля. Естественно, что зарплата была такая, потому что работа сопряжена с опасностью, она же проходит в недрах земли. У них как план строился, ー бабушка достает руки из-под пледа, которым укрывалась, и теперь сопровождает каждое свое слово взмахом руки в нужном направлении, ー сначала идут проходчики, ー она рассекает рукой воздух, показывая первую группу рабочих, ー они готовят плацдарм для забойщиков; потом идут забойщики, уже добывается уголь и грузится, выдается нагора и потом его отгружают потребителям. У нас было в Киселевске, ー бабушка вскидывает руку и загибает пальцы, считая и проговаривая названия всех шахт, ー 13 шахт, но «Тайбинская» и «Черкасовская» были самыми опасными, потому что они самые глубокие. На второй было очень много метана.
Я вздрагиваю и поднимаю на нее непонимающий взгляд. Кажется, что все тело покрывается мурашками от дискомфорта и тревоги:
ー Он же каждый день уходил на работу и мог с нее не вернуться.
Бабушка вздыхает и вновь переводит взгляд на экран телевизора:
ー Об этом я не думала, но знала, что такое может случиться. Был однажды случай, когда мы жили у свекрови. В то время, у нашего дома останавливалась дежурка, и мы точно знали во сколько он должен быть дома. И вот особенно в ночную или вечернюю смену ждешь, а его нет. Голову сломаешь где он, чего и как, у меня истерика. А они выпивают, потому что там то свадьба, то родины, то просто кто-то травмировался и они это обмывали. Потом уже мой отец, который тоже шахтер был и проработал на шахте все время после того как вернулся с фронта, сказал, чтобы я успокоилась, потому что если что-то случилось, то в первую очередь приехали бы и рассказали. А если его нет час-два, значит, они где-то пьют.
Пока цветет папоротник
Я чувствовала себя лесной ведьмой. Постукивая палками по земле, чтобы ненароком не попасть в яму, мы с дедушкой неторопливо пробирались вглубь леса. Земля под ногами пружинила, а в сапог уже навалились хвойные иголки, что кололи пятки. На панаме повисла паутина, в которую я умудрилась вляпаться, пока дедушка отвернулся. Мы пошли за грибами.
Лето выдалось теплым и влажным, поэтому, вооружив ведрами, бабуля выгнала нас в тайгу, предварительно для безопасности закутав в сто одежек.
Грибы до этого я видела только на картинке в учебнике по окружающему миру, поэтому различать их особо не умела, но дедушка стойко подходил проверять каждый найденный мною гриб на предмет съедобности. Иногда мне даже везло, и в такие моменты я внимательно смотрела как дедуля срезает белую ножку аккурат перед землей, объясняя что это за гриб и как его отличить от других. Но иногда, я находила занятие поинтереснее, например, поковырять мох на поваленном дереве или последить за ярким жучком, и дедушка, вздыхая, складывал гриб в ведро и, дождавшись когда мне надоест, звал идти дальше:
ー Пойдем, я тебе кое-что покажу, ー он махнул рукой, взял свою палку и скрылся в высокой листве какого-то куста. Я засеменила за ним.
Высокие травинки, из-за которых мне ничего не было видно, били по лицу, и я цеплялась одной рукой за куртку дедушки, а другой ー размахивала палкой. Панама покрылась паутиной еще сильнее, вдобавок нацепляв на нее какие-то листья и лесную требуху, которой вечно не знаешь названия. В руку вновь впился комар, и я бы обязательно задумалась о том, зачем они вообще существуют, если бы ветка неожиданно не хлестнула меня по лицу. Щеку саднило несильно, но я целиком ушла в нелепую обиду на лес, натянув панаму пониже и уткнувшись в ворот олимпийки. Извилистый путь в середину леса казался почти бесконечным, пока дедушка резко не остановился и мы наконец не вышли из зарослей. Я пораженно замерла.
Это была лесная поляна. Сквозь листву пробивался солнечный свет, кружевом ложась на зелень. На пяточке без деревьев росли цветы, но я не знала их названий, потому что гербарий с бабушкой мы будем собирать только через месяц. А пока я сидела на пеньке, на который меня усадили, и пыталась рассмотреть все цвета, прячущиеся в зеленом море. На открытом пространстве было по-утреннему прохладно и свежо, в воздухе неуловимо дрожал запах полыни, то появляясь на мгновение, то совсем исчезая. А землю, словно дорогим персидским ковром, устилал папоротник, и я сначала даже не заметила, что он был повсюду.
Его большие листы острыми кончиками щекотали мне ноги, а божья коровка медлительно переползала с них ко мне на коленку. Это было похоже на ожившую сказку. И в этой сказке, в тишине леса, что нарушал лишь шелест папоротника под ногам, мне казалось, что пока он цветет, ничего плохого случиться не может, а мы с дедушкой и дальше будем делить эту тайну леса на двоих.
***
ー …Нужны стальные нервы, я вообще удивляюсь, как там работали. Мужики начинают что-нибудь рассказывать, а ты думаешь батюшки…
Бабушка поворачивается ко мне и дожидается пока я отведу взгляд от рук, что продолжают теребить телефон, то включая его, то выключая. Я поднимаю голову и замираю, сначала даже пугаясь: ее глаза словно остекленели. Она ушла в свои мысли, продолжая говорить со мной, сквозь водоворот воспоминаний, и я, наконец, понимая это, успокаиваюсь.
Когда спустя несколько дней я спрашиваю об этом маму, она кривится и ведет плечами, как будто сбрасывая с себя что-то неприятное:
ー Папа работал в забое на глубине 20 метров. Я однажды хотела побывать там, посмотреть, как это происходит. Но когда узнала, что там есть крысы, естественно, не пошла. ー Она морщит нос и вытаскивает язык, всей мимикой показывая, как ей неприятно даже представлять эти условия.
ー Папа говорил, что когда все пайки начинали разворачивать, они там сбегались. Зачастую новички не знали, что с пайками делать, потому что в кармане-то она мешается, а выложить нельзя ー крысы сожрут. Потом они просто начали подвешивать как-то, чтобы грызуны не достали. И света там нет, они работали только с налобными фонарями, ー мама, складывая руки в «колодец», прикладывает руку к голове, показывая где был этот фонарь. А после, вспоминая что-то, нежно улыбается. ー Когда я была маленькая, мне очень нравилось каким он возвращался с работы, его глаза были словно подведенные. То есть он весь был чистым, а глаза черные вкруговую. Угольная пыль не отмывалась, и мне на тот момент это казалось таким красивым.
Колбасные истории
Я обиженно сопела в подушку, хлюпая соплями, и злобно терла зареванные глаза кулаками. Во всем виноват папа, который в очередной раз отругал меня за то, что я не хотела есть. Но разве можно ребенка заставлять кушать, когда он этого не хочет? В конце концов, взрослые же не едят, если не хотят? Так я собственно ему и заявила, за что была отправлена спать голодной. И все бы ничего, но стоило мне только лечь в постель, как желудок-подлец стал урчать.
Я даже не знала, на кого я обижалась больше, на папу или на свой желудок, но делать уже было нечего, наказание есть наказание, а гордость есть гордость. Поэтому, натянув одеяло повыше, так что из-под него торчал только нос, я пыталась уснуть. И едва у меня стало это получаться, как в комнату кто-то зашел и, стянув с меня одеяло, сел рядом на кровать. В тайне я мечтала, что это папа пришел просить прощение, но на самом деле это был дедушка, который молча поставил перед моей подушкой тарелку с бутербродами, и так же тихо, как и появился, ушел, оставив меня с незаконно пронесенной мимо отца пайкой. На кусках хлеба лежала толсто нарезанная колбаса, поблескивающая в свете ночника. Я слопала все, не моргнув и глазом.
***
ー В первую очередь, еда доставалась ему, он никогда у меня не уходил без пайки. Дети потом, ー вспоминает бабушка. ー Я детям всегда говорила не сметь съесть последний кусок колбасы. Они это соблюдали, попробуй только взять, сразу получишь. Это было святое, потому что как отец может пойти на работу без еды. У них рабочая смена шесть часов, а за два часа до смены уже приезжали в шахту. А когда он возвращался, нужно было его накормить. Всегда было первое второе и третье, без всяких вопросов.
Каждый раз дедушка ездил на работу на дежурке. Это автобус, который ездил по городу и собирал шахтеров по остановкам. И если смена начиналась в пять утра, то человек должен был в четыре часа уже стоять на остановке, чтобы его забрали.
Дедушка работал день-ночь по неделям, и когда он приходил домой, то вся семья ходила на цыпочках, чтобы ненароком не разбудить. Это даже не обсуждалось, потому что нужно было, чтобы он обязательно выспался, от этого ведь зависела не только зарплата, но и вообще его жизнь.
ー Когда он вставал, ー мама вытирает рукой слезы под глазами, шмыгает носом и продолжает, ー то иногда сам собирал пайку, там было пол булки хлеба, сало или колбаса. В газету это все заворачивалось. Он клал все в сумку и шел. Мы его провожали. Потом, зная, что отец придет в определенное время, ждали его. Он приходил, мы вставали и открывали.
ー А если он не возвращался к назначенному времени? ー На маму я стараюсь тоже не смотреть, потому что знаю, как ей тяжело об этом говорить. Но еще я знаю, насколько она ненавидит жалость к себе, которую может ненароком увидеть в моих глазах.
ー Начинали переживать, раньше телефонов же не было. Сидели ждали. Бывало такое, если папа где-нибудь загулял, мы сидим ждем всей семьей, пока он не придет. И когда он приходил, я начинала плакать, потому что переживала за него.
Бывало и хуже
На руках оставались рыжие полоски, оставленные ржавым гвоздем, который я упорно пыталась вбить в деревяшку. Металл неприятно пах, впитываясь этим запахом в ладошки. Мне ужасно хотелось сделать собственный кораблик, чтобы пустить его в плавание по вагонетке.
Где-то в «за домом» под дедушкиным столом для работы я нашла небольшой брусок и, по всем правилам отполировала его наждачкой, как меня учили. Но стоило только дойти до этапа, где у корабля должны появиться паруса, я застряла. Крутила деревяшку в разные стороны, пока не придумала вбить ровно в центр гвоздь и не прицепить к нему скрученный березовый лист.
В голове план выглядел идеально, и я, затянув хвостик потуже и пошарив в коробке с гвоздями для поиска подходящего, вооружилась молотком. На деревяшке уже была отмечена точка, где должна быть будущая мачта кораблика, и в эту самую точку, вытащив кончик языка изо рта для лучшей концентрации, я уперла гвоздь острым концом. Отвела локоть, подняла молоток и с немалой силой опустила его вниз, на, как мне казалось, железную шапочку.
В глазах замер немой крик, но, кажется дедушка сумел его заметить и тут же оказался рядом, осматривая уже наливающийся кровью палец, по которому прилетело тяжелым инструментом. Поняв, что я сделала, он посмотрел мне в глаза, конечно же, понимая, что я изо всех сил сдерживаю слезы, но уперто стараюсь это не показывать, и усмехнулся:
ー Ну вот и производственная травма.
***
ー Бывало и это, ー говорит бабушка, когда я спрашиваю ее о травмах дедушки. ー Потом уже мужики стали рассказывать… Они как начинают выпивать, и пошли эти истории, о том, что там засыпало и так далее. Просто твой дед сам по себе скрытный был, а, может быть, просто не хотел расстраивать семью и показаться слабым. Его тоже засыпало, повезло, что напарник был хороший, успели выдернуть, а штаны остались по ту сторону. Я этого даже не знала.
За 25 лет работы на шахте у дедушки накопилось около 10 медицинских актов о несчастном случае. Травмировался он нечасто и несильно, но постоянно что-то себе ломал. То ногу, то ключицу, а однажды разбил голову. Но бабушка говорила, что бывает и хуже.
ー Они на работу приходили, там была мамка, так они ее звали, медработник. Она проверяла их на алкоголь, они дышали в трубочки, потому что там с похмелья или пьяных в шахту не пускали. Но они делали как, ー мама поднимает брови и морщит лоб, ー они, если вдруг были с бодуна большого и боялись эту мамку не пройти, дышали друг за друга. Мамка смотрела их не только на алкоголь, но и вообще на здоровье, давление там и все такое. Если что-то было не так они договаривались. Вообще мамка в случае чего должна была отправлять домой, а они проходили. Курить тоже нельзя было в шахте, там же метан, а они курили. Потому что все датчики, которые должны были срабатывать на газ, они отключали. Были планы, хочешь хорошо получать, ты должен их выполнять. И для того чтобы планы эти выполнить, они и отключали датчики, которые реагируют на повышенный уровень метана. Которые предотвращают угрозу взрыва. Все мастера, все руководство шахт всегда об этом знало. И ничего не делало, это же деньги, все упирается в деньги. И сами мужики шахтеры понимали всю эту опасность, но они хотели заработать. Но это я узнала недавно, он мне рассказал, когда начались взрывы на шахтах.
В те голодные времена все боялись потерять работу. У «работяг», как их называли, был мастер, под руководством которого все и делалось, в том числе все отключения датчиков. И выхода никакого не было, потому что либо ты работаешь со всеми по этим правилам, либо ты увольняешься и не работаешь. А в шахтерском городе, где кроме шахт-то ничего и нет, идти больше было некуда, и делать тоже ничего другого «работяги» не умели. Поэтому им приходилось мириться с жестокой действительностью шахтерского мира и рисковать из-за зарплаты. Потому что «все всегда упирается в деньги». Бабушка об этом всегда говорила: «Русский же думает, авось пронесет». Но, как оказалось, не всегда проносило.
ー То насколько это опасно, я стала понимать, когда уже более-менее взрослая стала. Особенно после того, как дядя Витя взорвался.
Дядя Витя ー муж бабушкиной сестры. Тоже шахтер, впрочем, как и все в моей семье по этой линии. Историю о том, как он взорвался я впервые узнала только полгода назад, а до этого даже и не замечала, насколько у него обгоревшее лицо. Невнятно перемешивая слова во рту после пережитого инсульта, он пытался связно объяснить, что случилось, но нить повествования постоянно ускользала, и его рассказ перетекал то в одну историю, то в другую, так в тот раз и не дойдя до финала. Но зато ее смогла рассказать моя бабушка уже сейчас:
ー Взрыв был в шахте. Он же чудом остался жив, были смертельные случаи. А все из-за нарушения техники безопасности. У них забилась печь, по которой уголь идет, глыба там встала. И они решили ее пальнуть, прочистить то есть, и запалили, а там был метан в куполе. И как рвануло. У него ожог был невероятный. Я когда его увидела, даже не узнала. Он вышел, а лицо больше футбольного мяча, ー бабушка поднимает руки к голове, пытаясь показать размеры этого самого мяча. ー Он был горным мастером, и его вина была большая. Он сам это разбучивал. Эта шахта сама по себе была опасная, там скопление метана, а они такое творили. Поэтому его судили, обошлось, конечно, но там соврали. Все было тогда на вранье, ведь правду нельзя было сказать, нужно было добывать уголь. Потому что если не добываешь уголь ー страдает и шахта, и шахтеры. Все привязано было к заработной плате, поэтому и шли на все эти нарушения.
Бабушка на секунду замолкает, задумываясь, а потом вспоминая, что хотела сказать, продолжает:
ー Как-то у одной женщины из нашего дома сын погиб. Его 30 дней не могли извлечь, не знали, живой или мертвый. Тогда на шахте «Распадская» сто человек погибло. Взрыв был такой мощный в Междуреченске. Да и вообще эта работа сильно влияет на здоровье, в основном, шахтеры много и не живут. Потому что страх, газ, возможно, и радиация какая-то, нигде не написано и не сказано про это. Тяжелый труд, потому что лесину 6-метровая ー накат, они таскали каждый день, и не одну, чтобы им щит смонтировать.
Еще до моего рождения у дедушки нашли рак и вырезали желудок. И поэтому, сколько я его помню, он всегда был очень худой. Сквозь его штаны прорезались острые коленки, а руки казались непропорциональными по сравнению с широкой ладонью. В карманах он всегда носил карамельки, потому что его постоянно мучила изжога. Этими карамельками он делился со всеми. Его кожа всегда была бледной и очень сухой, из-за чего он постоянно ходил в носках, чтобы не цепляться пятками о ворс ковра. А ночами его мучали судороги, и не единожды я слышала, как, пытаясь размять ноги, он падал на пол. Со временем в усах все больше и больше стала пробиваться седина, а голос становился ниже. Он стал все сильнее уставать. Пару лет назад у него снова нашли рак. На этот раз были поражены легкие.
ー Я больше чем уверена, что онкология вызвана такой тяжелой работой. Это все взаимосвязано. Представь, дышать угольной пылью, быть в земле, там наверняка и радиация, там чего только нет внутри ー мама вздохнула и слезы вновь заблестели у нее в глазах.
Мужчина есть мужчина
За воротами была целая гора угля. И пахла она так по-угольному, сверкая чернотой обелиска не солнце. Бабушка заказала целую машину с этим углем, потому что наш уже заканчивался, а баню топить чем-то нужно. И теперь брат и дедушка перевозили его с улицы в стайку, каждый в своем: дедушка в огородной тачке, а брат в большом кузове игрушечной машины, которая, впрочем, была даже больше его самого по размеру.
Я сидела на крыльце и читала книгу, жмурясь от солнца. Макушку пекло так, что пришлось нацепить панаму, но даже это не помогало сосредоточиться на тексте, от которого я постоянно отвлекалась. Дедушка и брат мельтешили туда и обратно по всему огороду, шумя колесами своих перевозок по плитке.
Они были все в угольной пыли, даже все лица почернели, но им было весело, и бабуля тоже смеялась, фотографируя их на телефон. Я даже пыталась как-то помочь сначала, но мне не дали этого сделать, бабушка лишь сказала, что мужчина есть мужчина, пусть работают дальше, а сама пошла помогать им раскладывать уголь в стайке.
Мне пришлось вернуться к книге.
***
ー Мы жили в таком городе, где почти каждый был шахтер. Почти каждый мужик. Шахтерский город, других профессий почти не было. Мы другого и представить даже не могли. ー Мама улыбается мне уголком губ, продолжая объяснять, казалось бы, прописные истины. ー У всех были отцы шахтеры. У мамы моей две сестры, и у всех мужья шахтеры. Женька, мой брат, когда заканчил школу, тоже работал на шахте. Он был на горной разработке. Сноха моя тоже заканчивала специальность, связанную с угольной промышленностью. Все поступали дальше в учебные заведения, и все были связаны с этим. Мы это воспринимали как обыденность. Это сейчас у нас люди образованные, а в те времена нужны были рабочие руки, никому тут твое образование не нужно было. Хочешь хорошо жить, иди работай. Всё.
В Кемеровской области очень много династий шахтеров, потому что за отцом всегда следом шел сын, а за ним его сын и так далее. Высшее образование получить было фактически нереально. Другой мой дедушка смог получить его только после 40 лет, уже когда свое обучение закончил мой отец. А те, кто были шахтерами зачастую вообще его так никогда и не получили. Но «мужчина же есть мужчина», и считалось, что рано или поздно они женятся и им придется кормить семью. Это сейчас у нас все не так.
Как-то в запале разговора, не понимая, как можно мириться с постоянным риском, я спросила у бабушки:
ーЕсть ли разница между тем как отправлять мужа в шахту и отправлять в шахту сына?
Она снисходительно улыбнулась на мой вопрос, наклонив голову и тихо печально произнесла:
ー И мужа, и сына страшно. А выбор разве был?
Большинство молодых мужчин, которых я знаю из этого города, не работают на шахтах. Они механики, экономисты, менеджеры и кто угодно, но не шахтеры, а те, кто еще связаны с угледобычей, не спускаются под землю, не воюют с крысами за еду и не рискуют своими жизнями так, как когда-то рисковали их отцы.
Да, тогда выбора не было. Но сейчас он есть.